До моих 12 лет наша семья жила в Рыбинске, на первом этаже четырехэтажного дома, в самом начале улицы Зои Космодемьянской. Мама смеется, что чуть было не родила меня посреди этой улицы, по дороге в магазин за коляской почти на месяц раньше положенного.
Длинная узкая улица эта и сейчас упирается в городской стадион на берегу Волги, а берег, пропитанный запахами моторных лодок, речной воды, сирени или цветущей липы, снится мне до сих пор.
Так вот, жили мы в квартире первого этажа с окнами выходящими во двор и вся моя жизнь проходила под неусыпным бабушкиным оком, круглогодично сидящей у окошка то с папиросой, то с вышивкой, то с вязанием. Девочек, по странному стечению обстоятельств, среди дворовой детворы не было или я их не помню, но играла я исключительно с пацанвой, то в лапту, то в казаков разбойников, то в царя горы, вызывая бабушкино недовольство. Обожавшая свою кровиночку до полуобморочного состояния, она баловала меня как могла, ежедневно выдавая 20 копеек из скромной пенсии, на карманные расходы.
Еще помню, что хитом игрушечной индустрии были тогда крошечные, завернутые в атласные конверты, пупсы. Разумеется я мечтала о таком пупсе, но то ли у родителей руки не доходили, то ли я не очень настойчиво просила, но пупса у меня не было. И вот решила я бабушкины 20 копеек экономить, дабы скопить на заветного пупса в розовом конверте.
Обычно на лето меня отправляли в деревню, но в тот непривычно жаркий для верхнего Поволжья год, я почему-то скучала в пустом, пыльном городе.
И вот однажды в нашем дворе появилась девочка, жила она на соседней улице, было нам лет по 8-9, мы подружились и стала она приходить ежедневно. Бабушка поначалу взволновалась откуда взялась неизвестная подружка, но со временем привыкла к нашей возне возле дворовых качелей и с присущей всем настоящим бабушкам заботой, подкармливала обеих то пирожками то котлетами.
Как-то к вечеру, спрятав под бутылочным стеклом “секрет” из лепестков сирени и разноцветных бусин, мы поклялись в вечной дружбе и поделились друг с другом настоящими секретами… Я поведала ей свой, самый заветный, о том, что мечтаю о пупсе в атласном конверте.
На следующий день она пришла чуть позднее обычного, с загадочной мордашкой и протянула мне вожделенный розовый кулек с пупсом, тюбик с мыльными пузырями, коробку леденцов монпансье и еще что-то, чего я уже не помню…
И еще она предложила сбежать в городской парк, покататься на каруселях. Я обожала наш “Сквер” с колесом обозрения, каруселями – креслами на длинных чугунных цепях, а главное заветными лодками, которые родители категорически запрещали раскачивать стоя.
…Едва бабушка отлучилась от окошка, мы рванули к автобусной остановке, в путь, в первое самостоятельное путешествие. Мы объедались мороженным, визжали, вцепившись в чугунные цепи каруселей, раскачивали заветную лодку, упираясь в дно тоненькими ножками-прутиками. Мы нарушали правила и это была сказка, мгновенное исполнение желаний.
К вечеру, устав транжирить мы отправились по домам.
На маме, встретившей меня во дворе, не было лица, бабушка сидела у окна с рюмкой валокордина вместо привычной папиросы, отец с порога развернул нас обратно, искать мою подельницу.
Как родители отыскали ее адрес не знаю, но дома у нее мы оказались очень скоро и так же быстро выяснили, что кутили на стыренную ею у родителей пятрублевку. И сейчас уши горят от слов отца, что воровать нельзя, а гулять на сворованное другими еще постыдней, и как пылали щеки, и как слезы глотала и ревела в голос, возвращая пупса в розовом атласном конверте и монпансье, и накупленные за день безделицы. И как просили прощения родители отдавая деньги.
На следующий день меня отправили в деревню, а осенью загрузили учебой, музыкой и танцами… И я никогда больше не видела той девочки, что было очень странно в нашем маленьком городе…
