Отец и его дочь

Бессмысленно сетовать на судьбу, если именно в это безумное время тебе подарен бесценный единственный шанс на Жизнь. Рушатся традиции, устои, меняется мораль, и кажется, что сама земля уходит из-под ног. Но каждый человек мечтает о любви и счастье, ищет спасительный островок в бушующем океане перемен. Благословен тот, кто может обрести душевный покой в близких, в семье, кому суждено сохранить в памяти воспоминания о беззаботном, счастливом детстве, об очаге родительского дома. Счастлив тот, кто с рождения приобретает лучших друзей в своих родителях. Я счастлива, что в самые трудные дни, могу заглянуть в укромный уголок памяти и получить ответ на любой вопрос. Я почувствую его в теплом прикосновении маминых рук. Увижу во взгляде отца, в его вечно молодом и страстном голосе. Но передо мной только папин портрет, до боли знакомый, ласковый, всё понимающий взгляд… Много слов сказано о музыканте Шацком, певце, радиоинженере, но, по-моему, он был незаурядным педагогом. Всю жизнь учил – нас с братом, своих музыкантов, вокалистов в оркестре и даже моих учителей. Однажды пришел в школу, где я училась, и потребовал, чтобы мне поставили неудовлетворительные оценки по английскому языку, аргументируя это тем, что мои знания не тянут даже на тройку. Папа долго сопротивлялся моему желанию петь профессионально. Его критерий музыканта-профессионала был необычно высок. – Настоящий певец, – говорил он, – должен иметь целый комплекс достоинств: голос, умение им владеть, артистичность, он должен быть гибок, пластичен, гармонично двигаться, быть естественным. Владеть словом, передавать глубины смысла, обладать обаянием и красотой. Только тогда и можно надеяться на успех. И то при условии упорных ежедневных занятий. Это очень тяжелая работа, – говорил он. – Только очень одаренный человек может находиться на сцене, в музыке нет места протекции. Спустя много лет, когда я уже пела в Москве, после одного из первых концертов в Государственном театре эстрады я увидела слезы в его глазах: – Ну вот. Ты научилась петь, а я ничем не могу тебе помочь… Он имел в виду искусство, превратившееся к этому времени в сплошной шоу-бизнес. Разговоры о порочности протекции выглядели наивной борьбой с ветряными мельницами наивного романтика Аркадия Шацкого. В последнее время папа часто говорил, что если бы не моя «тельцовая упертость», то из меня ничего бы не получилось. Но я всегда отдавала себе отчет, какую роль сыграл он в моей жизни и какой ценой ему это давалось. Кроме всего прочего Тельцы обладают несусветной леностью и умением отлынивать от нелюбимых занятий. До сих пор как наяву вижу картину: мне семь лет, и я в пятый раз (!) пытаюсь прочитать наизусть выученную мною басню «Стрекоза и муравей», но безуспешно. Худой и длинный отец выбегает из комнаты с криком: «Неужели эта тупица – моя дочь?!!!» Отец с юности пытался подготовить нас с братом к суровой действительности взрослой жизни. Я безумно завидовала Диме. Когда после очередной его шалости отец говорил: «Нам нужно поговорить» – и на час-два они закрывались в кухне. Ни разу не подняв на Диму руку, отец в любых ситуациях находил общий язык с сыном. Зная о том, что в Рыбинске, за что бы я ни бралась, мне делали поблажки из-за того, что я его дочь, и из уважения к нему, отец однажды сказал: «Жизнь непредсказуемая и страшная вещь. Завтра нас с мамой может не стать. Ты должна быть самостоятельной». Это был мой выпускной год в школе, но вместо уроков я часто бегала на репетиции в «Радугу», и аттестат мой был далек от совершенства. Невзирая на мои мольбы и слезы, отец лишил меня всех подростковых удовольствий! Танцы, занятия вокалом – все было отменено. Даже из телевизора, уходя, он вынимал предохранитель. Сквозь слезы сказал: «Я тебя очень люблю и поэтому сделаю все, чтобы твоя жизнь дома стала несносна…. Дальнейшее – на твое усмотрение. Работай, поступай в вуз….» Дорогой папа! Никогда в жизни я не упрекнула его в жестоких методах воспитания, не усомнилась в его любви. Иногда мне казалось, что в семье не двое детей, а целый оркестр. . Музыкантов он любил и занимался ими, подробно входя в обстоятельства каждого – здоровье, зарплата, жилье… Все становилось его заботой – костюмы, репертуар, конкурсы, подготовка к международным фестивалям, оформление документов на суперновую технику, внедрение «функциональной» музыки на заводе… Наш дом всегда был открыт. По выходным и праздникам собирались друзья. К брату – по волейбольной команде, ко мне – одноклассники. Папа выкатывал в коридор пианино, и мы пели и танцевали.Иногда устраивались настоящие шахматные турниры (у обоих родителей были шахматные разряды). В солнечные весенние дни я просыпаюсь с ощущением счастья, которое осталось с детства. По воскресеньям папа включал «Битлз» – мы танцевали, дурачились, а потом уезжали за город кататься на лыжах, иногда, целым автобусом, вместе с друзьями родителей, музыкантами оркестра. Подчас, в интервью меня спрашивают об истоках моего тяготения к жанру романса, к настоящей музыке. Я знаю безошибочный ответ. Это соприкосновение с природой и родительская любовь. Наши ежегодные летние сезоны в Коприно, с водными лыжами, копчением окуней и обязательной рыбалкой. Навыки забрасывания спиннинга у меня сохранились и по сей день. Обычно я ловила с носа, папа с кормы, кто больше. Однажды, увлекшись клевом, мы не заметили, как наша заядлая пловчиха, мама, уплыла в ластах далеко от лодки. Опустился туман. Тут-то мы испугались не на шутку. К счастью, все закончилось благополучно. Родителей не выбирают. Не выбирают семью. Я благодарю Бога и судьбу за моих родителей! Папа не пел в больших концертных залах, без малого, 15 лет! …Когда, не задолго до смерти, он вышел на сцену и запел, первый раз в жизни с симфоническим оркестром, я стояла за его спиной и видела, как вставал и рукоплескал зал. Я плакала от счастья и горя. От горя, что 15 лет жизни он не позволял себе думать о музыке. Я представляла, как болело его сердце, лишенное самого большого счастья для музыканта – сцены. И от счастья, что я смогла отдать ему маленькую частичку того, что он отдавал мне всю жизнь – любовь, музыку, сцену. И теперь, когда я выхожу на сцену, где бы я ни пела: в зале имени Чайковского, Кремлевском Дворце съездов, в Звездном городке, я думаю: «Папа, как бы ты гордился сейчас своей дочерью. Спасибо тебе за все, чему ты научил свою «упертую тупицу». И в каждой ноте, в каждом звуке я ощущаю его поддержку и душу. И каждый раз, глядя в зал, я говорю: «Здравствуй, папа!» Нина Шацкая и Аркадий Шацкий

Оставить комментарий