Певица Нина Шацкая умеет удивлять

Певица Нина Шацкая умеет удивлять. Сначала провинциальная девушка из Рыбинска, став моделью, покорила подиумы Италии, а потом в ее жизни моду постепенно вытеснила музыка.

Сейчас за билетом на концерт Нины в Московском доме музыки очереди тянутся аж до Павелецкого вокзала. В большой музыкальной CD-антологии русского романса ее имя стоит в одном ряду с Шаляпиным и Козловским. Недаром же она с самого детства грезила музыкой!

– Нина, считается, что характер формируется в раннем возрасте. А какой “багаж” вы взяли из детства?

– Мое внутреннее “я” – это ребенок, который еще не вырос, он по-прежнему такой же шаловливый и жизнерадостный. И я искренне восхищаюсь вещами, которые взрослые люди уже не замечают. Моя мама до сих пор говорит: «Нина, когда же ты, наконец, повзрослеешь?” С самого детства мне доставляет удовольствие быть на природе. Помню, как маленькой девочкой ждала отъезда в деревню, куда нас с братом отправляли на лето. Бабушка готовила нам кашу в русской печке… Я любила ходить босиком, зарываясь ногами в горячую пыль. А по краям дороги были поля, дальше лес. И вот я мечтала, как я приеду в деревню, пойду в это поле, сплету венок из клевера и в нём на соседнюю полянку собирать землянику. Я и сегодня хожу в лес, по-прежнему люблю гулять босиком по скошенной траве, ловить пескарей – это же кушанье самое вкусное на свете! Помню вкус чая из родниковой воды в самоваре с еловым шишками. Я все это помню. Это ощущение счастья. И на сцене, когда я пою, тоже бываю абсолютно счастлива, счастлива как ребенок.

– С бабушкой, похоже, у вас сложились теплые отношения. А как ваши родители? Они ведь личности творческие… Папа, Аркадий Шацкий, – известный музыкант, дирижер.

– Мои родители были увлечены работой, отдавали ей много сил и времени, но и к нам – ко мне и брату – относились очень трепетно. Когда чувствовала, что скучаю по ним, то могла прогулять школу и прийти к ним на работу. Мне повезло – моя душа нашла правильных родителей. Я получила такую порцию родительской любви, что она меня охраняет и защищает все эти годы. Но она же не позволяет мне осознанно родить ребенка для себя, как мне предлагают некоторые подруги. Я не хочу и не могу лишить свое чадо удивительной любви и мамы, и папы.

– Насколько сильное влияние на вас оказал отец?

– Возможно, как каждый ребенок талантливых родителей, я всегда хотела доказать папе и всем, что я не бездарь. Мой папа очень хотел, чтобы я пела на сцене, но, как он сам говорил, “не ожидал, что это все-таки случится”. Когда я родилась, он придумал мне имя, которое хорошо бы звучало на сцене, – Нинель Шацкая. Помню, как папа отнимал у меня рукоделие, которым я увлекалась, и выкидывал. Заставлял заниматься английским и музыкой, не разрешал мне готовить, потому что знал, что я обязательно съем лишний кусочек, и говорил: “Лучше пойди, потанцуй!”. Папа хотел, чтобы я всегда выглядела и была в тонусе. Но когда я начала работать на сцене, он был потрясен и моим успехом, и моим упорством. Думаю, сегодня он бы мной гордился. Спустя несколько лет после его смерти, я постоянно ощущаю папину незримую поддержку. Часто на физическом уровне чувствую его присутствие в зале во время концерта. Я ему за это благодарна.

– Ваш путь на сцену нельзя назвать прямым…

– Многие меня отговаривали от занятий музыкой. Родители даже отправили меня учиться в Гуманитарный университет профсоюзов по специальности “управление”. А потом я работала фотомоделью. Но все это было не то. Я умирала, как хотела петь на сцене. Незадолго до окончания университета поступила в студию мюзик-холла. Каждый вечер ходила в театры, на концерты! – Я абсолютная фаталистка. Понимаю, что мы ничего не можем изменить. Человек может только помешать развитию своего таланта, если не ценит то, что дано свыше. Мне многое дано, и я за это несу ответственность. И вот здесь мое ощущение счастья на сцене становится в хорошем смысле слова заразным: люди в зале тоже начинают испытывать счастье. Им передается мой высокий градус эйфории. А я просто проводник.

– Нина, вы много исполняете джаз. Как появилась эта «нота» в вашем творчестве? Есть какие-то кумиры?

– Джаз в моей жизни был с самого детства, отец руководил джазовым оркестром. Квартира у родителей была небольшая, в моей спальне стояло фортепиано, за которым по вечерам отец делал аранжировки. Так что джаз я слышала с пеленок, но петь его не могла, так как это было для меня чем-то возвышенным, к чему нельзя прикасаться. Потом несколько лет я работала с талантливыми музыкантами в коллективе «Ностальжи», прислушиваясь к их советам, к грамотным импровизациям. Потихоньку увлеклась, и сейчас джаз – это мое естественное состояние. Я отдаю себе отчет, что это стилизация, такой mainstream jazz. Я пою джаз, доступный обычной, непрофессиональной публике. Что касается кумиров – мне в принципе не нравится само понятие. С удовольствием слушаю Нину Симон, Билли Холлидей. Это очень свободная джазовая музыка. Мне очень нравится то, что делает Жанна Бичевская, Александра Стрельченко. Я слушаю записи Людмилы Зыкиной – это невероятно! Они стали для меня открытием! В последнее время меня привлекает фольклор. Понимаю, что там таятся такие глубины и звука, и смысла!.. Обязательно сделаю программу с русскими песнями.

– У вас ведь, ко всему прочему, есть опыт работы в кино. Как относитесь к этому «важнейшему из искусств»?

– Как зрительнице мне нравятся старые голливудские фильмы «Смешная девчонка», «Хелло, Долли!» с Барбарой Стрейзанд и мюзикл «Звуки музыки». А если говорить о моем небольшом опыте как актрисы, то это пока только два фильма – «На углу, у Патриарших», где мне посчастливилось встретиться с Николаем Караченцовым, и фильм Глеба Панфилова «В круге первом», где я сыграла Нину и исполнила в сопровождении оркестра Анатолия Силина песню «Уходит вечер».

– Ваши образы на сцене и в жизни сильно разнятся?..

– Мой сценический образ предопределен репертуаром и убеждением, что зритель хочет увидеть что-то красивое. Главное – элегантность и женственность. Иногда мне кажется, что в наш упрощенный век мои наряды слишком вычурны. Но, с другой стороны, они помогают создать мини-мюзик-холл одной певицы. Новые платья появляются по-разному. Увидела, поняла, что это мое, – купила. Или придумала, заказала под определенный концерт. Вот, например, к новому блоку военных песен, которые я стала исполнять недавно, в моем гардеробе появилось легкое, пышное платье в черно-белый горох а-ля 40-е. В повседневной жизни я отказалась от одежды из синтетики и отдаю предпочтение удобным вещам из натуральных тканей. И это не исключает того, что они тоже выполнены в женственном стиле.

– Натуральность важна только в одежде?

– Натуральность важна во всем. Это ключевое понятие. Я моментально реагирую на фальшь, чувствую неискренность. И в отношениях, и в людях, и в природе. Поэтому люблю путешествовать, и для меня необязательно «отели 5 звезд». Главное – гармония и красота.

– Нина, а в каком возрасте вы осознали, что красивы?

– Я всегда считала себя гадким утенком. Но встреча на заре моей юности со знаменитым фотографом Франко Витале, который работал у Феллини, изменила мое представление о себе. Франко тогда работал на съемках «Тихого Дона» у Бондарчука. Увидев меня на одном из моих выступлений, он влюбился. Как он впоследствии говорил, его пленила моя русская красота.

– А чем он вас пленил?

– Франко был намного старше меня. Это был настоящий итальянец, эмоциональный, галантный, теплый человек, видевший красоту во всем. Несмотря на солидную разницу в возрасте, мы влюбились друг в друга, и у нас был красивый и бурный роман. Франко умел ухаживать – романтические встречи, цветы, какие-то особенные, непривычные для русского уха слова любви. Недаром итальянский язык считается языком любви, хотя общались мы на русском и английском.

– Вы позировали ему?

– Франко был великолепным фотографом, и он, конечно, снимал меня очень много. По сути, это была моя первая в жизни профессиональная фотосессия. Он боролся с моим ужасным (как я сейчас понимаю) макияжем времен начала «российского капитализма», где все было чрезмерным. Он стирал этот вульгарный раскрас и только слегка подчеркивал черты. Франко учил меня естественности, говорил, что настоящая красота не может быть ни нарисованной, ни позерской. И он показал мне ее. Мою красоту. Франко смог соединить в фотографии мою внешность и мое внутреннее Я – и получился Образ. Мой образ, в который и вживаться-то не приходилось, – настолько органичным он оказался. В тот момент я и почувствовала себя по-настоящему красивой и в последствии многократно в этом убеждалась. (Смеется). Я очень благодарна Франко за все то, что он сделал для меня, и за то, что дал мне тот судьбоносный толчок, который необходим каждой женщине, и особенно артистке!

– А ваш роман? Он имел продолжение?

– Наши отношения длились больше года. Франко сделал мне предложение, хотел вывезти в Италию, но в то время с паспортом и визой было очень трудно. В итоге он уехал в Рим, а я осталась в Москве.

– Ну, сейчас-то с визами попроще, весь мир открыт…

– О, да! Путешествия – для меня это погружения в другой мир. В последнее время я увлеклась Азией. Недавно собралась и поехала в Таиланд. И отель был обычный, и народу много, и погода жаркая, влажная. Но как-то вечером, когда все разошлись, море отошло от берега, спустилась пронизывающая тишина, и я вдруг поняла, что счастлива. Состояние счастья заполняло меня с головой. Когда ушла суета, мне стало хорошо и спокойно. Это же состояние радости я испытала от дайвинга. Можно висеть вниз головой, как в невесомости. Мне было совсем не страшно, я люблю воду и доверяю ей. Впервые погрузилась на Мальдивах. Просто пошла, поучиться за компанию с детьми. Дети быстро остыли к этому занятию, а мне понравилось. И целую неделю «жила» в подводном мире. С тех пор ныряю всегда, когда представляется такая возможность. Кстати, так же случайно я увлеклась йогой: в спортзале стала свидетельницей индивидуальных занятий с инструктором. И так как всегда была гибкой и пластичной, много занималась танцами, поняла, что это моё. Сейчас жалею только о том, что не пришла к этому раньше. Мне кажется, что дайвинг и сцена – похожие состояния. И в пении, и в погружении – дыхание. Так же как и йоге. И ещё общее – не нужно, даже нельзя делать лишних движений. Движение должно быть гармоничным, законченным и оправданным.

– Сцена требует огромной отдачи. Откуда берёте силы?

– Когда пою, тогда приходит энергия. Иногда выходишь на сцену совершенно обессиленной, а как только начинаешь петь, все восстанавливается. Пение – колоссальная терапия. У меня сейчас готов цикл романсов на стихи Анны Ахматовой. Они грустные, сложные и для исполнения, и для восприятия, но настолько завораживающи и медитативны, что, исполняя их, я переношусь в другую реальность. Это мир других эмоций, других поступков. И люди, которые приходят ко мне на концерты, чувствуют это. Это словно выход в космос, в котором хранится вечное, гениями написанное. И я счастлива, что могу прикоснуться к этому. Некоторые мои друзья говорят, что я очень наивная и многих вещей не понимаю. Но я глубоко убеждена, что если человек верит в какие-то идеалы, то Бог или судьба дадут ему возможность в этом его мире жить. И быть в нем счастливым!

– Счастье помимо творчества еще бывает и в жизни. Каким Вы видите своего мужчину?

– Для меня важно, чтобы человек был для меня авторитетом. Я не могу быть учительницей для мужчины. Незаменимо в жизни чувство юмора. Сама я – человек окрыленный и очень искренний, живу чувствами. И…музыкой. Если вдруг выдастся два-три часа свободного времени, что-нибудь придумаю: повышиваю бисером, почитаю. Была бы семья, были бы и другие заботы. Но на данный момент в жизни есть только Музыка.

Ирина Шелекетова, Зуфера Шеховцова

Оставить комментарий